Первый эйдос - Страница 34

К оглавлению

34

Троил замолчал, прикрыв глаза. Казалось, он заглядывает в себя.

– В тот момент я впервые в жизни понял, что такое истинная красота. Когда внутреннее и внешнее сливаются в совершенстве, но сливаются так, что совершенное существо не замечает своего совершенства. Оно выше его. Я подошел к березе и коснулся ее щекой. Потом скулой и ухом. Ствол был прохладным, но где-то в глубине ощущалось тугое, теплое биение. Это от корней шел сок, но я воспринимал его как удары сердца… И со мной вдруг случилось то, чего никогда не было прежде. Я заплакал от счастья, от переполнявших меня чувств.

Эссиорх недоверчиво взглянул на крепкое смуглое лицо Троила. Не верилось, чтобы этот цельный и волевой страж мог плакать…

– Меня вдруг захлестнуло, затопило. Я ощутил себя в центре ищущей, внимательной, бесконечно доброй вселенной. Словно я стоял в кромешной темноте, а сверху вдруг упал луч солнца. И тогда я впервые абсолютно ясно ощутил присутствие Того, кто стоит над Эдемом, над Прозрачными Сферами. Он был велик, прекрасен, бесконечно добр. Не слащаво добр. Не навязчиво. Не сентиментально. Это было не то сюсюкающее, раздражающее, сопливое добро, которое на самом деле не добро вовсе, а пародия мрака, который старается изгадить все то, чего не может уничтожить. Он вбирал в себя все и одновременно был всем. Он видел каждого и всякого понимал. Не было никого, кого бы он ненавидел. Да и сама ненависть казалась смешным чувством рядом с его захлестывающим светом… Несколько секунд спустя свет осторожно удалился, но частица его осталась во мне и зажгла фитиль свечи, которая горит до сих пор.

Некоторое время Троил сидел молча, глядя в зеркало своей памяти, а потом поднялся, и Эссиорх понял, что теперь с ним прощаются окончательно.

– И вот я подумал: если бы Мефодий хотя бы на миг мог ощутить эту безумную яркость, не оттолкнуло бы это его от мрака? Сложность в том, что этот свет ненавязчив и никогда не придет, пока человек сам не пожелает перемен… Иногда же и жизни мало, чтобы их пожелать, – сказал Генеральный Страж.

Глава 7
Шоколадный юноша

Человек умирает, когда утрачивает способность удивляться и радоваться простым вещам. Всякая другая смерть смертью не считается.

«Книга Света»

Дафна собиралась войти к Мефу, когда услышала его голос. Он с кем-то спорил:

– Нет! Я сказал: нет!

Пауза, напряженная тишина, и снова:

– Отстань от меня!

Дафна открыла дверь и увидела, что Мефодий, мокрый от пота, по пояс голый, сидит на полу. Он худ, почти тощ, но мускулы хорошо развиты. Особенно грудные и пресс. Руки жилистые. На груди синяки. Должно быть, снова Мошкин достал шестом.

– Ты с кем ругался? – спросила Даф.

– Ни с кем!

Мефодий что-то поспешно забросил за спину, но Дафна успела заметить, что в руках у него был дарх.

– Он тебя не оставляет в покое? – спросила Дафна.

– Мы ним как два калеки – слепой и безногий – не можем друг без друга. Я несу его на плечах, а он убеждает, что с его помощью я смогу лучше узнать мир, – угрюмо признался Меф.

– Это онне может без тебя. Ты без него прекрасно можешь, – не согласилась Даф.

– В самом деле? Тогда смотри!

Меф снял с шеи цепь, отошел в дальний угол комнаты, чуть помедлил и, стиснув зубы, зашвырнул дарх в противоположный угол. В полете сосулька успела обжечь Дафне взгляд. Она ударилась о стену, упала и, корчась точно червь, поползла к Мефодию. Дафна ощущала страх дарха и исходившие от него волны ненависти. Но главным чувством был сосущий голод. Он передавался Дафне, и она, к ужасу своему, вполне могла себе представить, что можно кинуться на человека и зубами перегрызть ему горло.

Дафна не могла отвести от сосульки взгляд, хотя глаза ее болели и слезились. Наконец, сделав усилие, она повернулась к дарху спиной.

– Ты хотел показать, что он ползет, да? – спросила она Мефа.

Буслаев не ответил. Дафна посмотрела на него. Меф полз к дарху. Его узкое тело корчилось на полу, повторяя движения сосульки. Дафна окликнула его. Мефодий не услышал. Он и дарх встретились в дальнем углу комнаты. Дарх прополз совсем мало. Основной путь проделал Мефодий. Схватил цепь и судорожно натянул на шею. Сосулька коснулась его груди, куснула ее до крови, как ревнивый хорек, и успокоилась.

Меф с трудом сел. Дафну он пока не узнавал. Прошла почти минута, прежде чем его мутные, обессмысленные глаза обрели ясность.

– Зачем ты его бросил? Ты знал, что будет, да? – спросила Даф.

– Не прикидывайся Мошкиным, – проворчал Меф. – Да, знал. Просто я хотел показать тебе, как я без него могу.

– Ты без него можешь, – заверила его Дафна. – Несмотря ни на что. Я ЗНАЮ.

Меф одарил ее взглядом, в котором на минимум восторга приходился максимум других чувств. Он подошел к тазу, в котором вода никогда не иссякала, рывком поднял его и вылил себе на голову.

– Я тоже знаю, что должен в это верить, – сказал он.

* * *

Всю ночь Меф вылезал из ямы. Глина скользила, чавкала влагой, не давала пальцам зацепиться. Дно ямы ухмылялось беззубым ртом Аиды Мамзелькиной, в котором копошились белые черви.

Чем сильнее Меф старался выбраться, тем больше сползал. Глина крошилась, не желая служить опорой. Яма разрасталась. Наконец огромным усилием Мефу удалось если не вылезти, то хотя бы не сползать больше. Расставив ноги, он уперся коленями в края ямы и застыл, стараясь не глядеть вниз, где Мамзелькина жадно заглатывала осыпавшуюся землю. Буслаев висел и понимал, что всякое движение неминуемо приведет к тому, что он сорвется. Руки слабели, бедра тоже, и бесконечно держаться было невозможно.

34