Первый эйдос - Страница 54

«Книга Света»

Ночью у Мефа зазвонил мобильник. Не открывая глаз, он нашарил его на стуле и потянул к себе, запутавшись в проводе зарядника. Мобильник он держал в основном для успокоения Зозо. Смешно, конечно, называть родную маму Зозо, но Меф относился к ней скорее как к старшей сестре. Воспринимать Зозо в банальном комплекте обыденной мамы («помой голову – я погладила тебе рубашку – обед остынет – приходи домой не поздно») было физически невозможно.

Со второй попытки Меф попал на правильную кнопку, и тотчас в трубку вклинился зашкаливающе бодрый голос.

– Добрый вечер, это Ромасюсик! Ах, узнали, что вы говорите, право, мне так неловко… Отнимаю ваше драгоценное… Нет-нет, не убеждайте меня, я знаю, что у вас каждая минута расписана… Я знаю, что вы от меня устали, но я так люблю вас!

Меф с трудом сфокусировал взгляд на часах и понял, что говорить «добрый вечер!» со стороны Ромасюсика было, прямо скажем, оптимистично.

– Ромасюсик, я тоже вас люблю! Но не в половине четвертого утра. В половине четвертого я вас ненавижу! – сказал Меф, с трудом подстраиваясь под манеру Ромасюсика говорить.

Ромасюсик даже не заметил, что его передразнивают. Он был выше мелочей.

– Мы сняли квартиру на «Речном вокзале». Двушку! Огромные окна, огромная кухня! Восхитительный вид на соседние дома! Фантастично! Я долго торговался. Если бы они не уступили, я вызвал бы мальчиков Лигула. В Канцелярии нам дали с собой всего сто тысяч. Мы должны экономить!

«Ты еще и скряга!» – подумал Меф.

– Как же вы торговались, Ромасюсик? – спросил он, получая некоторое удовольствие от этого «вы».

– Праша натянула на меня морок! Абсолютно никто не подозревает, что я из шоколада. Только многие облизываются, знаете ли, как-то подозрительно! – с удивлением сообщил Ромасюсик.

– Праша?

– Так я ее называю. Прасковья как-то тяжеловесно. Кстати, она уже устроила в квартире пожар и потоп, но так как они произошли одновременно, почти ничего не пострадало… – щебетал Ромасюсик.

– Как же вы ее до пожара довели, Ромасюсик? – спросил Меф, зевая.

– О, она ужасно вспыльчива! Крайне вспыльчива! Я понял, что с ней главное не спорить. И ничему не удивляться. Даже если происходит что-то из ряда вон выходящее.

– А что, происходит что-то из ряда вон выходящее?

Ромасюсик замялся. Видно, ощутил, что сболтнул лишнее. Да нет, ничего особенного не происходит. Прасковья часто куда-то пропадает, а он, Ромасюсик, остается один. Но это совсем неплохо. У него масса свободного времени.

– Нет, вы не подумайте, Мефодий, – поспешно заговорил он. – Когда ей говоришь «нет», она относится к этому нормально. Совершенно нормально. Но через некоторое время что-то обязательно взрывается, или загорается, или замерзает. Так что лучше, конечно, говорить «да».

– Она же не разговаривает. Как можно догадаться, чего она хочет? – не понял Меф.

– По глазам. Она смотрит на тебя, и сразу все становится ясно. Как по книге читаешь! Я буквально в шоке…

Меф улегся ухом на мобильник и закрыл глаза. Ромасюсик мог щебетать до бесконечности.

– Помните, ваша секретарша хотела отъесть у меня ухо? – спросил он.

Меф заверил, что это самое яркое воспоминание его жизни, не считая момента рождения, который он плохо запомнил. Ромасюсик опять оказался выше иронии.

– Оказалось, бояться нечего. Можно отъедать у меня уши, пальцы, даже голову – все прекрасно вырастает… Брутально, да?

– Невероятно брутально. Прямо-таки каннибально, – согласился Меф, размышляя, не является ли Ромасюсик экспериментальным образцом съедобного комиссионера. Разновидность для гурманов, почему бы и нет?

– Да, забыл спросить. Эта девушка, Дафна, действительно страж света? – спросил Ромасюсик.

– Действительно, – подтвердил Меф.

– Что, реальный страж? А крылья и флейта у нее есть?

– Есть.

– В прошлый раз я не видел у нее на шее крыльев.

– Возможно, они были в ее комнате, – сказал Меф, прикидывая, как можно вежливо заставить Ромасюсика заткнуться.

– Фантастично! – проблеял Ромасюсик и, потрепавшись еще минут пять, наконец попрощался.

Напоследок Мефодий еще раз услышал, как его любят и как он, Ромасюсик, недостоин счастья знакомства с самим Буслаевым.

Меф отключил мобильник, сожалея, что не сделал этого с вечера. Интересно, откуда Ромасюсик знает его номер? Хотя разве для мрака это может быть секретом, даже если это мрак невысокого полета?

Меф был уверен, что заснет, но ему не спалось. Он стал думать о Даф, о ее бронзовых крыльях, о флейте. Он вдруг понял, что не может забыть странное ощущение, которое испытал, когда коснулся флейт златокрылых.

«Чувствуешь такую безграничность, что жить хочется. И радость спокойная, ровная, без задвигов, без провалов в уныние», – думал он, озабоченно трогая языком скол зуба. Это стало почти привычкой. Особенно когда он о чем-то размышлял или писал. Языком он выучил малейшую шероховатость отколотой эмали.

– А если я восстановлю зуб? Есть же куча всякой магии. Почему бы мне этого не сделать? – поинтересовался он как-то у Арея.

– По той же причине, по которой Лигул до сих пор горбун, а Мамзелькина не модельная блондинка. Да и я, прямо скажем, не красавец, – ответил мечник, имевший привычку потешаться над шрамом, рассекавшим его лицо.

– И что же это за причина?

– Истинное зрение. Представь: ты смотришь на красавицу и видишь, что на самом деле это столетняя ведьма, а то и суккуб. Жалкое зрелище!

– Что, лучше иметь горб?

– Горб иметь дальновиднее. Тогда хотя бы потешаются над горбом, а не над тобой, – резонно сказал Арей.