Первый эйдос - Страница 55


К оглавлению

55

За окном занимался рассвет. Меф вспомнил, что сегодня они с Даф договорились встретиться с Эдей.

* * *

Утро выдалось спокойным. Даже дарх мучил Мефодия меньше, чем обычно. Казалось, он уже утолил голод и теперь сонно поблескивал у хозяина на шее.

Когда Арей отпустил их, Мефодий с Дафной честно отправились к Рождественскому бульвару. Некоторое время за ними тащился Мошкин. Как это обычно бывало, когда он оказывался с приятными ему людьми, Евгешу донимали неразрешимые вопросы.

– Знаете, что мне подумалось? А я ведь людоед, – рассуждал он.

– В каком смысле?

– В буквальном. Ну я ногти свои грызу и пальцы. Значит, я ем человеческое мясо.

– Тогда мы оба с тобой людоеды, – признался Меф, и они скрепили это открытие рукопожатием.

Вскоре Евгеша попрощался и нырнул в метро.

– У него собака болеет. Резали ее уже два раза в ветеринарке, а теперь и резать нельзя. А Арея он просить не хочет. Мрак задаром не помогает. Ни Мошкину от такого исцеления лучше не будет, ни его собаке, – глядя ему вслед, сказала Дафна.

– Откуда ты знаешь про собаку? Мне он не говорил.

Меф ощутил легкую ревность. Он считал, что у Евгеши от него тайн нет.

– А мне сказал. Если бы у меня остался мой дар, может, я и смогла бы чего сделать, а так…

Меф кивнул.

– Скрытный он.

– Он гордый, – сказала Дафна. – Робкие люди почти всегда гордые. Только у них особая гордость, жертвенная.

Меф вспомнил Мошкина. Смешного, задумчивого, увлекающегося Мошкина. А ведь, пожалуй, да. Евгеша вежлив, деликатен, он готов простить и стерпеть любую неумную шутку, но при этом всегда оберегает свою суть, свое внутреннее пространство.

Депресняк, голой шкуркой лисы свисавший у Дафны с плеча, внезапно вскинул морду и хлестнул хвостом с зазубриной. По его хвосту и спине прокатывались волны, гасившиеся где-то у лопаток.

– Он психует! – обеспокоенно сказала Даф.

Буслаев посмотрел на кота.

– Удивила слона ушами. Он вечно психует. Небось увидел где-то собаккера и вспомнил, что сутки не драмшись. Эдак целый день проживешь – ни одного шрама не получишь!

– Нет. Тут что-то другое. Когда он хочет драться, он дерется. Мой котик не из тех, кто из драки делает событие, – возразила Дафна, с тревогой разглядывая Депресняка.

Мало-помалу кот успокоился. Хвост уже не вздрагивал, лишь лопатки сохранили недовольный изгиб.

– Слушай, – вдруг сказала Дафна. Она говорила быстро, немного сбивчиво, проглатывая слова. – Я все не могу выбросить из головы тех златокрылых, которых убил Арей. Я не могу к нему по-старому относиться после этого случая. Смотрю на него и думаю: а вот он их убил. Не кто-нибудь другой. Он. И простить не могу.

– У Арея не было выбора. Они атаковали его маголодиями, – вступился Меф.

Дафна посмотрела на него так, будто удар мечом нанес не Арей, а он, Буслаев.

– А если бы выбор был? Думаешь, Арей не убил бы?

– Скорее всего, да, – невесело согласился Меф.

– И тебе это нравится? Ты все еще хочешь быть учеником серийного убийцы?

Мефу был неприятен этот разговор.

– Серийный убийца – это другое. Это тот, кто, убивая, получает удовольствие, – сказал он.

– Ага. Значит, если удовольствия нет, то убийца уже не убийца? А если, допустим, кто-то работает забойщиком на мясокомбинате и убивает коров током. Тысячи коров. Он не серийный убийца?

– У него такая работа. Не факт, что он ее любит. Но кто-то же должен ее делать, раз люди едят мясо и строят мясокомбинаты. Не ждать же, пока корова сама застрелится, предварительно написав в завещании: «Прошу пустить меня на котлеты», – попытался найти оправдание Меф.

– Чушь! Мы говорим не о людях вообще, а о конкретном человеке. Он же зачем-то выбрал для себя эту работу. Именно ЭТУ, хотя существовали сотни других. Мог бы стать таксистом или штукатуром. Получал бы примерно те же деньги. Нет, если человек соглашается работать тюремщиком, или забойщиком скота, или палачом – значит, с ним что-то неладно.

– Ты сбилась с темы. Мы говорили об Арее, – напомнил Буслаев.

– Я больше не желаю о нем говорить. Я хочу забрать флейты, что он взял у златокрылых. Ты достанешь их для меня? – Дафна умоляюще посмотрела на Мефодия.

– А если Арей спросит, где флейты? По правилам, все трофеи должны отправляться в Тартар, – засомневался Меф.

– Ты отлично знаешь, что Арей никогда ничего не отправляет в Тартар, кроме эйдосов. У него с Лигулом не те отношения. Достань флейты, пожалуйста! – сказала Дафна.

– Я подумаю, – пообещал Мефодий.

Себе он обещал, что будет думать очень долго. Дафна плохо представляет, насколько сильно может рассвирепеть Арей, если встанет не с той ноги и обнаружит пропажу.

– Меф! – окликнула Дафна совсем тихо.

Меф заглянул ей в глаза и понял, что это тот случай, когда невозможно сказать «нет», разом не перечеркнув всего.

– Хорошо. Когда ты хочешь, чтобы я это сделал? – сказал он.

– Прямо сейчас!

– Нас ждет Эдя.

– Подождет пятнадцать минут. Он у себя на работе.

Мефодий решился.

– Жди меня здесь. Если Арей заметит, я… в общем, это моя забота. Что-нибудь придумаю, – сказал он и быстро зашагал к резиденции.

Дафна осталась одна. Она стояла рядом со щитовым забором, которым был обнесен ремонтирующийся дом. Это был обычный доходный дом последней трети XIX века, построенный одним инженером-железнодорожником, о котором история ничего не сохранила, кроме его шведской фамилии. Хотя для забывчивой тетушки-истории и это немало.

– А! Тетя, помогите! Я зацепился! – вдруг услышала она.

Дафне почудилось, что в окне третьего этажа мелькнуло напуганное детское лицо. Даф, как светлый страж, не могла пройти мимо. В Эдеме любят повторять, что дети – цветы жизни и фрукты счастья. О том, что эти маленькие пройдохи в десять минут достанут кого угодно, почему-то деликатно не упоминается. Видимо, предполагают, что до этой истины каждый добредет сам и нет необходимости раньше времени сдувать с пончика сахарную пудру.

55